Вечером следующего дня мы встретились со Степаном на стадионе; билеты мы покупали заранее,— как всегда, три места рядом. Но Риммы с ним не было.
— Что ты ей сказал вчера, Степан? — спросил я тихо, но жестко.
— Что не люблю ее, — вот что я ей сказал! И ни о чем больше не спрашивай. Гляди, Кока-то наш плох...
Как раз в эту минуту Коке дали отличный пас, а он даже не попал ногой по мячу.
— С поля Кутузова! — завопил, сложив ладони трубкой, наш сосед и вскочил, роняя с колен портфель, из которого посыпались бухгалтерские бланки, половина булки с колбасой и бумажные стаканчики.
И стадион подхватил и стал скандировать с торжествующим презрением:
— С по-ля! С по-ля!
Он был жесток, стадион. Он мгновенно забыл о том, сколько раз аплодировал этому высокому русому парню с такими талантливыми ногами.
Сейчас он видел только его позор и требовал его заменить. А Кока, отяжелевший от вчерашнего чешского пива и пришибленный несущимся отовсюду улюлюканьем, беспрестанно терял мяч и бил непонятно куда. И вдруг, собрав, видимо, все силы, он изумительно красиво перекинул мяч пяткой через голову самому себе на выход, перепрыгнул через подставленную ногу рыжего венгра и ударил уже почти с самой ленточки. Весь стадион, и веря и не веря, привстал, что-то крича и швыряя в воздух кепки, зонтики, плащи. Счет стал 1:1. И тут же раздался свисток судьи.
Венгры, присев на корточки, фотографировались в центре поля, а наши ребята в темных от пота футболках понуро пошли в раздевалку. И самым понурым был Кока, хотя он и спас команду от поражения... Нам стало жаль Коку: все-таки он был наш, с Четвертой Мещанской. Мы зашли к нему в раздевалку. Нас долго не пропускали, но потом пропустили. Все футболисты уже ушли, а Кока все еще мрачно сидел, закутавшись в мохнатое полотенце.
— Не будешь в следующий раз пить перед матчем! — сказал я. — А все-таки штуку ты здорово забил, Кока...
Он вдруг по-детски заулыбался.
— А это действительно ничего, кажется, вышло: пяткой через голову самому себе на выход. — И вдруг снова помрачнел.
Потом он стал одеваться. И с появлением на нем белой рубашечки, пестрого пиджака с разрезом позади, небесных брюк, остроносых мокасин и уже известного бронзового перстня снова превратился из грустного мальчишки в великого футболиста. | L’indomani sera io e Stepan ci trovammo allo stadio. I biglietti li avevamo comprati prima – tre posti vicini, come al solito. Stavolta però con lui non c’era Rimma.
“Che cosa le hai detto ieri, Stepan?” gli domandai con tono calmo ma severo.
“Che cosa le ho detto? Che non la amo! Ma basta domande adesso. Guarda, il nostro Koka sta male…”
In quello stesso istante gli servirono un’ottima palla, ma Koka non riuscì nemmeno a sfiorarla.
“Fuori Kutuzov!” si mise a urlare il nostro vicino con le mani a mo’ di megafono e, alzandosi di scatto, fece cadere la valigetta che aveva sulle ginocchia, rovesciando a terra fatture, mezzo panino col salame e bicchierini di plastica.
Lo stadio si unì al coro e in un misto di disprezzo ed euforia cominciò a scandire:
“Fuo-ri! Fuo-ri!”
Era spietato, lo stadio. In un attimo si era scordato di tutte le volte in cui aveva applaudito quel giovane alto e biondo dai piedi d’oro.
In quel momento scorgeva solo l’infamia di cui si era macchiato e ne reclamava la sostituzione. Ma Koka, provato dalla birra ceca del giorno prima e stordito dai “buu” provenienti da ogni direzione, continuava imperterrito a perdere la palla e a tirare non si sa bene dove. A un certo punto, invece, sembrò raccogliere tutte le sue forze, si portò avanti la palla con uno splendido colpo di tacco facendosela passare sopra la testa, superò in salto la gamba tesa di un ungherese dalla chioma fulva e si trovò a tirare a due passi dalla linea di porta. Tutto lo stadio si alzò in piedi quasi incredulo, urlando e lanciando in aria berretti, ombrelli e impermeabili. Il punteggio adesso era sull’1:1. Nello stesso istante sopraggiunse il fischio dell’arbitro.
Mentre gli ungheresi si facevano fotografare accovacciati in mezzo al campo, i nostri ragazzi, con le maglie madide di sudore, si avviarono a testa bassa verso lo spogliatoio. E il più abbattuto di tutti era Koka, nonostante avesse salvato la squadra dalla sconfitta… Ci dispiaceva per lui: in fondo era uno dei nostri, della Quarta Mešanskaja. Passammo a salutarlo nello spogliatoio. Quando finalmente si decisero a farci entrare, tutti i calciatori erano già andati via ad eccezione di Koka, che continuava a starsene seduto con l’aria cupa, avvolto nel suo asciugamano di spugna.
“La prossima volta evita di bere prima della partita!” gli dissi. “Comunque il gol era fenomenale, Koka…”
A quelle parole sorrise come un bambino.
“Ma sì, niente di che, davvero, un colpo di fortuna: uno smarcamento di tacco con la palla sopra la testa.” E subito tornò a incupirsi.
Quindi prese a vestirsi. E non appena gli apparvero addosso una camicia bianca, una giacca sgargiante con lo spacco dietro, dei pantaloni celesti, dei mocassini a punta e l’ormai celebre anello di bronzo, il ragazzino malinconico tornò a trasformarsi nel grande calciatore. |